В тот момент я уже понял, просто так теперь я ее не оставлю. Три дня наблюдения, сбор информации и захват намеченной цели. Три дня я не мог думать ни о чем, кроме дерзкой рыжей девицы, с огромными серыми глазами, которая прилюдно унизила меня. До последнего момента я и сам не понимал, чего хочу больше: наказать ее или заслужить ее благосклонность. Но в момент, как я ее увидел, когда слушал ее нелепый лепет и извинения, целью которых было выбраться отсюда, я вновь вернулся в день своего унижения, так и слышал тихие смешки и перешептывания…

Гнев ослепил меня. Она должна понять, с кем имеет дело. Демон вырвался на свободу, но шок остудил мою кровь. На автомате я завершил начатое дело и вылетел из комнаты, как-будто сам дьявол гнался за мной.

Девственница. Чертова девственница. Точнее, была ей. Одно из моих правил: не трахать девственниц и не связываться с ними. Блядь, как такое возможно? Ей же двадцать два года! Какого черта?

Обо всем этом я думал в душе, смывая с себя кровь девушки. Обширный опыт общения с женщинами каждый раз доказывал лишь то, что я и так прекрасно знал, все женщины — шлюхи, разница лишь в цене. Любая, с которой я имел дело, даже если и выказывала сопротивление и недовольство, быстро меняла гнев на милость, стоило только помахать перед ее носом кошельком.

И то, что некая Криста Паркер сохранила невинность до двадцати двух лет, не хотело укладываться в моей голове, это шло в разрез с моим пониманием мира. Ладно бы она была жирной и страшной, но она наоборот была красива, и я искренне не понимал этого.

В поисках успокоения я вызвал двух шлюх, которые несколько часов к ряду ублажали меня всеми известными способами. Под конец я был полностью выжат, но даже в таком состоянии мысли об огневолосой женщине не хотели оставлять меня в покое.

Меня просто выводила из себя собственная реакция, и путем долгих размышлений я пришел к неутешительному выводу — я ее хочу. Полностью. И тело, и душу. Хочу ее доверия и полного подчинения. Проблема состояла лишь в том, что я был уверен, что наши желания явно не совпадают.

По моему приказу ее накормили и дали привести себя в порядок. Я же, как идиот, пол дня репетировал и планировал слова, которые скажу ей. Она же хочет выйти оттуда? Хочет жить нормальной жизнью, и я был готов дать ей все, что только пожелает, в обмен на ее благосклонность. Нет, я не был настолько глуп, чтобы считать, что девушка в миг изменит мнение обо мне, но все же я рассчитывал на большую сговорчивость. Ее реакция, дерзость и оскорбления, которыми она меня покрыла, опять лишили меня самоконтроля. Никто не смеет так со мной говорить!

И я ее наказал. Когда в голове прояснилось, незнакомое чувство кольнуло душу. Что это? Сожаление? Перед глазами стояло ее залитое слезами лицо, потухший взгляд, и я не выдержал и отвернулся. Мне совсем не нравились противоречивые эмоции от этого зрелища. Совсем. Я их просто не понимал.

И вот я, как последний идиот, напиваюсь, пытаясь избавиться от мыслей о чертовой девке, вместо того, чтобы работать. Докатился.

— Адриан, ты пьешь? — услышал я родной голос.

Повернув голову, я увидел свою бабушку. Она была единственным человеком, что был мне дорог в этом мире. Она единственная, чьей жизнью я дорожил. Единственная, кого я любил. Единственная, кто видел меня слабым.

— Я же просил тебя не приходить сюда, — резко сказал я и тут же осекся, пожалев о своем тоне. — Прости, бабушка, день выдался тяжелый.

Я знал, что не оправдал ее ожиданий, она хотела совсем не этого, но я был тем, кем являлся. Властолюбивым ублюдком, не привыкшим считаться с мнением окружающих. Только она могла заставить меня испытывать несвойственное чувство стыда, которое грызло меня в этот момент.

— Я же волнуюсь за тебя, оболтус, — мягко сказала она.

Свою бабушку я считал исключительной женщиной, чуть ли не святой. Она была исключением из правил, не такая, как все женщины, которых я знал в жизни. Исключительно честная, добрая, чистая. Есть ли еще на свете такие женщины, как она? Если даже и есть, то они точно не для меня.

Такие как я, не созданы для семьи и всего с ней связанного. Я просто не создан для чувств и прочей чепухи.

— Знаю. Не переживай, бабуль, все хорошо, — сказал я, искренне желая, чтобы так и было.

— Адриан, я знаю тебя с рождения и прекрасно вижу, когда ты врешь, — родной голос был мягким и успокаивающим. — Может, расскажешь мне, что с тобой? Да, я стара, и, скорее всего, ты думаешь, ума у меня немного, но поверь мне, милый я многое повидала и возможно смогу посоветовать что-нибудь дельное.

— Я никогда не считал тебя глупой! — возмутился я, — Просто не хочу тебя волновать. К тому же, бизнес это довольно скучно. Тебе точно будет неинтересно.

Пожилая женщина пристально смотрела на меня своими выцвевшими глазами, и мне стало неуютно под этим взглядом. Казалось, она видит меня насквозь. Видит все мои грехи и мысли.

— Мальчик мой, я прожила долгую жизнь, и я мало, о чем жалею, кроме того, что не смогла защитить тебя. Не смогла скрасить твою реальность, из-за которой так ожесточилась твоя душа. Ты мне почти ничего не рассказываешь и считаешь себя важным безжалостным бизнесменом, но я же вижу, что в тебе еще есть тот мальчик, который искренне любил жизнь и все вокруг. Какова бы не была причина твоих волнений, слушай сердце, и оно подскажет правильный ответ.

Сказав это, она удалилась прочь, а я так и остался стоять один среди гостиной. Я чувствовал, что обидел ее, но не мог рассказать ей правды. Правда убила бы ее. Если бы только она знала, что на самом деле представляет из себя ее внук, то не пережила бы это. В ее глазах я по-прежнему был испуганным маленьким мальчиком. Ах, бабушка…

Я старательно ограждал ее от своей жизни, стараясь дать ей все, что только можно купить за деньги. Сделать ее жизнь максимально комфортной. Мне было гадко от мысли, что я постоянно обижаю ее, разбиваю ей сердце своей холодностью, но я был просто не способен на иное. Я сделаю все, чтобы она никогда не узнала, каким монстром стал ее единственный внук.

Монстр — это то, кем я являюсь. Много лет назад мне пришлось отречься от всего, что делает человека слабым, от того, что делает человека человеком. Чувства, эмоции, сожаления — все это лишнее, это мешало на пути к успеху. И я от них отказался. Научился не испытывать лишних терзаний. И та буря, которую вызвала эта девчонка, выбила почву у меня из-под ног.

Совесть — чувство, наличие которого я и не подозревал у себя до недавнего момента, настойчиво требовала отпустить Кристу, но я слишком много лет взращивал в себе жестокий эгоизм, который требовал подчинить ее себе, и эта сторона моей натуры была сильнее.

Мне безумно хотелось, чтобы она отдала мне себя добровольно, чтобы мне она дарила свою душу и тело добровольно, но, к сожалению, это было односторонним желанием.

Чудовище — этим словом она назвала меня накануне и была права. И если она не хочет быть моей добровольно, то я ее заставлю. Подчиню себе. Сломаю ее сопротивление. Так или иначе, Криста Паркер будет моей, хочет она того или нет.